О роли литературы

(1 вариант)

У литературы не может быть практических задач; каждый раз, когда литературу пытались заставить служить какому-то делу, теряли самое главное.

Искусство для искусства. Книга — учебник жизни?! Никогда! Цель литературного произведения не в том, что читатель научится жить или станет лучше; цель одна — эстетическое наслаждение. Можно возразить: книги облагораживают душу, разве это не цель? Нет, это — побочный эффект.

Талант поэта, писателя — всегда от лукавого. И если есть Ад (а я уверена, что вернувшиеся из

мира людей души не сортируются, не делятся на плохих и хороших: все плохие, ибо

жили там, все хорошие, ибо невинны, — все попадают не в пустой и сладкий Рай, а туда, где нет ничего, кроме вечного полета, на земле замененного творчеством) — если есть все-таки Геенна огненная, — то всем причастным к Слову гореть там за самые сильные свои строки: по веку за каждого читателя, пережившего вслед за автором его экстаз вдохновения (ведь вдохновение не только у пишущего — и у читающего тоже!).

Божественное вдохновение? Да. Божественное. Только Бог — не тот. Литература вся насквозь — язычество, и боги у нее языческие. Смиренный

бог аскетов и мучеников не имеет ничего общего со свободными и безумными древними богами пишущих, вдохновение — дьявольское наваждение. Вакхическая пляска — вот что сейчас в сердце этого человека, склонившегося с пером над бумагой. Бог его — Бог вина, жизнь его — сон, слова его — бред сумасшедшего.

Ведьмы, летя на шабаш, произносят такое заклинание: «Выше небес, быстрее света, да со всей нечистой силой!» Разве не то же самое шепчет писатель, принимаясь за свое дело?

Цели? Какие цели? Упоение, неземное наслаждение — подлецы или тупицы те, кто требует от литературы чего-то еще!

Книги — гибель, это однозначно. Но ни на какую жизнь не променяла бы я этой гибели. Я начала читать слишком рано, ребенком я прочла слишком серьезные книги, я читаю слишком много, я слишком живо воспринимаю книги. Моя жизнь — там, в том, что я читаю и пишу. Это совсем другой мир, и он ничем не связан с миром реальности. Моя реальность не здесь, а там. Для меня живые — призрачны, тени — живы. Порой мне кажется, что, если я умру, я этого не замечу или даже вздохну с облегчением.

Книги отняли у меня несочтимо много. Но дали гораздо больше, хотя и в другой плоскости.

Я никогда не любила, не хотела, не умела жить среди людей, мне ни один человек никогда не был так дорог, как дороги книги.

Мне совсем ничего не нужно от этого мира: только письменный стол, книги, бумага и ручка. Я могу миллионы лет прожить, не видя никого, прожить в своих иллюзиях. Только покой — чтобы никто не заставлял меня уходить из Бытия в Быт. Я ненавижу быт всеми силами души, я ничего не хочу, кроме одного: избавиться от него.

Несчастны на этой планете только те, кто помнит, откуда сюда пришли. Единственный выход — научиться радоваться тем черточкам другого мира, которые можно найти здесь.

Для меня этот мост в другой мир — литература. Я чувствую себя собой, только когда пишу или читаю.

Литература — мост. А под мостами, как известно, живет нечистая сила.

(2 вариант)

По поводу эссе Дарьи Рыбиной «О литературе»

Эссе (от фр. essai — попытка, проба, очерк) — литературный, литературно-критический, публицистический жанр — прозаические размышления небольшого объема, в свободной форме на любую тему. Эссе — жанр сугубо индивидуальный, он не накладывает на автора практически никаких обязательств. Пишущий эссе может позволить себе быть субъективным, сосредоточиться на частностях, а не на главном, высказать самые спорные соображения, приводя минимум доказательств. Стиль эссе рассчитан на то, чтобы автор выразил свою личность. Здесь уместны разговорная интонация, необычный оборот речи, яркий, даже дерзкий образ.

Все это делает эссе жанром чрезвычайно привлекательным… и опасным. Опасна мнимая легкость. Казалось бы, выразить себя может каждый. Еще бы: тут не надо думать над композицией, помнить обо всех этих введениях-заключениях! Пиши себе, как получится.

Но в том-то и дело, что вся эта легкость — кажущаяся. То есть, конечно, писать «как получится» никто тебе помешать не может, но вовсе не факт, что кто-либо захочет плоды «получившегося» читать. Работая в жанре эссе, легко произвести впечатление пустослова и очень трудно вызвать к обсуждаемому предмету и себе самому неподдельный интерес читателя.

Так что прежде чем решиться писать сочинение-эссе, надо убедиться в том, что тебе действительно есть что сказать. Важно быть уверенным, что твои мысли оригинальны и что ты сможешь найти стиль, подходящий для того, чтобы их высказать. Я думаю, что автор эссе «О роли литературы» Дарья Рыбина могла позволить себе выбрать такой жанр. Во-первых, он соответствует самой теме. О роли литературы вряд ли можно написать научную статью, по крайней мере когда тебе пятнадцать лет и ты еще учишься в школе. Не хватит ни материала, ни жизненного опыта. Эссе — другое дело, оно не претендует на полноту охвата темы.

Во-вторых, чувствуется, что Дарья Рыбина кровно заинтересована в предмете, о котором говорит. Ее работа подкупает искренностью. «Распахнутая личность» автора (вполне в духе Цветаевой) как нельзя лучше реализуется в эссеистическом жанре. Найден ли свой стиль? Пожалуй, да. Короткие абзацы, в каждом из которых «обронена» мысль, порой дерзкая. Вопросы — ответы — подобие диалога. Местоимения «я», «мой» — первое лицо, подчеркивающее личностность взгляда на мир и литературу. Сквозная (проходящая через весь текст) аналогия: литература — религия. Подчеркнутая незавершенность финала: вместо вывода — многозначительное упоминание о нечистой силе. Так ведь на поставленный в заголовке вопрос и не может быть ответа.

Да, я думаю, эссе состоялось. В нем есть и игра ума, и обаяние личности. И если бы ученица сдала мне такое сочинение, я оценила бы его достаточно высоко:

Это не значит, что оно нравится мне безоговорочно. Первое, что почти всегда отталкивает в работах такого жанра, — легкость, переходящая в легковесность. «Книга — учебник жизни?! Никогда!» — пишет Дарья Рыбина. Восклицательные знаки вместо аргументов. Категоричность вместо основательности. А ведь «учебником жизни» книгу считали люди, авторитет которых достаточно велик, чтобы к ним по крайней мере прислушаться. Лев Толстой, например. От чужой точки зрения легче всего отмахнуться. Но мне представляется, что интереснее другого понять.

Мне вообще хотелось бы, чтобы диалогичность Дашиного эссе была не только формальной (вопрос — ответ), но и содержательной. Чтобы тот, кто думает по-другому, не был ни забыт, ни объявлен недоумком.

Меня смущает и склонность автора рисоваться, кокетничать с читателем. «Я ненавижу быт всеми силами души, я ничего не хочу, кроме одного: избавиться от него». Это опять цветаевское. Но Марина Ивановна Цветаева на такое имела право: она быт знала, она трудилась всю жизнь, и не только стихи писала, но и стирала, гладила, чемоданы складывала и распаковывала, хоть и ненавидя, но умея. А когда о ненависти к быту слышишь от девочки, одно хочется сказать: «Посмотрим…».

О возрасте автора вспоминаешь и потому, что в эссе слишком много вселенских обобщений. От лица всего человечества осмеливаются говорить только очень молодые люди. «Несчастны на этой планете только те…» Что бы там ни было сказано дальше, ясно, что автору нет восемнадцати. Юношеский максимализм существует, нравится нам это или нет. Но демонстрировать его, по-моему, необязательно. Он стирает твою индивидуальность.

А вообще-то — пишите эссе. Жанр позволяет каждому побыть и мыслителем, и художником. Он приучает не бояться своих мыслей и своего стиля. Это само по себе немало.