«Настоящий писатель — то же, что древний пророк: он видит яснее, чем обычные люди» (по повести Булгакова «Собачье сердце»)

Повесть М. А. Булгакова «Собачье сердце» бесспорно принадлежит к числу лучших в творчестве писателя. Определяющим в повести «Собачье сердце» является сатирический пафос (к середине 20-х годов М. Булгаков уже проявил себя как талантливый сатирик в рассказах, фельетонах, повестях «Дьяволиада » и «Роковые яйца»).

В «Собачьем сердце» писатель средствами сатиры обличает самодовольство, невежество и слепой догматизм иных представителей власти, возможность безбедного существования для «трудовых» элементов сомнительного происхождения,

их нахрапистость и ощущение полной вседозволенности. Взгляды писателя выпадали из русла общепринятых тогда, в 20-е годы. Однако в конечном итоге сатира М. Булгакова через осмеяние и отрицание определенных общественных пороков несла в себе утверждение непреходящих нравственных ценностей. Почему М. Булгакову понадобилось вводить в повесть метаморфозу, делать пружиной интриги превращение собаки в человека? Если в Шарикове проявляются качества только Клима Чугункина, то почему бы автору было не «воскресить» самого Клима? Но на наших глазах «седой Фауст», занятый поисками средств для возвращения молодости, создает человека не в пробирке, а путем превращения из собаки. Доктор Борменталь — ученик и ассистент профессора, и, как и положено ассистенту, он ведет записи, фиксируя все этапы эксперимента. Перед нами строгий медицинский документ, в котором только факты. Однако вскоре эмоции, захлестывающие молодого ученого, начнут отражаться в изменении его почерка. В дневнике появляются предположения доктора о том, что происходит. Но, будучи профессионалом, Борменталь молод и полон оптимизма, у него нет опыта и проницательности учителя.

Какие же этапы становления проходит «новый человек», бывший недавно не то что никем, а собакой? Еще до полного превращения, 2 января, существо обругало своего создателя по матери, к Рождеству же его лексикон пополнился всеми бранными словами. Первая осмысленная реакция человека на замечания создателя — «отлезь, гнида». Доктор Борменталь выдвигает гипотезу о том, что «перед нами развернувшийся мозг Шарика», но мы-то знаем благодаря первой части повести, что ругани не было в собачьем мозгу, и принимаем скептически возможность «развить Шарика в очень высокую психическую личность», высказываемую профессором Преображенским. К ругани добавляются курение (Шарик не любил табачного дыма); семечки; балалайка (и музыку Шарик не одобрял) — причем балалайка в любое время суток (свидетельство отношения к окружающим); неопрятность и безвкусица в одежде. Развитие Шарикова стремительно: Филипп Филиппович утрачивает звание божества и превращается в «папашу». К этим качествам Шарикова присоединяются определенная мораль, точнее, аморальность («На учет возьмусь, а воевать — шиш с маслом»), пьянство, воровство. Венчают этот процесс превращения «из милейшего пса в мразь» донос на профессора, а затем и покушение на его жизнь.

Рассказывая о развитии Шарикова, автор подчеркивает в нем оставшиеся собачьи черты: привязанность к кухне, ненависть к котам, любовь к сытой, праздной жизни. Человек зубами ловит блох, в разговорах возмущенно лает и тявкает. Но не внешние проявления собачьей натуры тревожат обитателей квартиры на Пречистенке. Наглость, казавшаяся милой и неопасной в псе, делается невыносимой в человеке, который своим хамством терроризирует всех жильцов дома, отнюдь не собираясь «учиться и стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом общества». Его мораль иная: он не нэпман, следовательно, труженик и имеет право на все блага жизни: так Шариков разделяет пленительную для черни идею «все поделить». Шариков взял самые плохие, самые страшные качества и у собаки, и у человека. Эксперимент привел к созданию монстра, который в своей низости и агрессивности не остановится ни перед подлостью, ни перед предательством, ни перед убийством; который понимает только силу, готовый, как всякий раб, отомстить всему, чему подчинялся, при первой возможности. Собака должна оставаться собакой, а человек — человеком.

Другой участник драматических событий в доме на Пречистенке — профессор Преображенский. Европейский знаменитый ученый занимается поисками средств для омоложения организма человека и уже достиг значительных результатов. Профессор — представитель старой интеллигенции и исповедует старые принципы жизнеустройства. Каждый, по мнению Филиппа Филипповича, в этом мире должен заниматься своим делом: в театре — петь, в больнице — оперировать, и тогда не будет никакой разрухи. Он справедливо считает, что достигнуть материального благополучия, жизненных благ, положения в обществе можно только трудом, знаниями и умениями. Не происхождение делает человека человеком, а польза, которую он приносит обществу. Убеждение же не вбивают в головы противника дубиной: «Террором ничего поделать нельзя». Профессор не скрывает неприязни к новым порядкам, перевернувшим страну вверх дном и приведшим ее на грань катастрофы. Он не может принять новых правил («все поделить», «кто был никем, тот станет всем»), лишающих истинных тружеников нормальных условий труда и быта. Но европейское светило все-таки идет на компромисс с новой властью: он возвращает ей молодость, а она обеспечивает ему сносные условия существования и относительную независимость. Встать в открытую оппозицию к новой власти — лишиться и квартиры, и возможности работать, а может, и жизни. Профессор сделал свой выбор. Чем-то этот выбор напоминает выбор Шарика. Образ профессора дан Булгаковым предельно иронично. Для того чтобы обеспечить себя, Филипп Филиппович, похожий на французского рыцаря и короля, вынужден обслуживать подонков и развратников, хотя он и говорит доктору Борменталю, что делает это не ради денег, а из научных интересов. Но, думая об улучшении человеческой породы, профессор Преображенский пока лишь преображает развратных стариков и продлевает им возможность вести распутную жизнь.

Всевластен профессор лишь для Шарика. Ученому гарантирована безопасность, пока он служит власть имущим, пока он нужен представителям власти, он может себе позволить открыто выражать нелюбовь к пролетариату, он защищен от пасквилей и доносов Шарикова и Швондера. Но судьба его, как и судьба всей интеллигенции, пытающейся против палки бороться словом, угадана Булгаковым и предсказана в повести Вяземской: «Если бы вы не были европейским светилом и за вас не заступались бы самым возмутительным образом лица, которых, я уверена, мы еще разъясним, вас следовало бы арестовать». Профессора тревожит крушение культуры, проявляющееся в быту (история Калабуховского дома), в труде и ведущее к разрухе. Увы, слишком современны замечания Филиппа Филипповича о том, что разруха — в головах, что, когда каждый займется своим делом, закончится «разруха сама собой». Получив неожиданный для себя результат эксперимента («перемена гипофиза дает не омоложение, а полное очеловечивание»), Филипп Филиппович пожинает его последствия. Пытаясь воспитать Шарикова словом, он часто выходит из себя от его неслыханного хамства, срывается на крик (он выглядит беспомощным и комичным — он уже не убеждает, а приказывает, что вызывает еще большее сопротивление воспитанника), за что себя же и упрекает: «Надо все-таки сдерживать себя… Еще немного, он меня учить станет и будет совершенно прав. В руках не могу держать себя». Профессор не может работать, нервы его издерганы, и авторская ирония все чаще сменяется сочувствием.

Оказывается, легче провести сложнейшую операцию, чем перевоспитать (а не воспитать) уже сформировавшегося «человека», когда он не желает, не чувствует внутренней потребности жить так, как ему предлагают. И опять невольно вспоминается судьба русской интеллигенции, подготовившей и практически свершившей социалистическую революцию, но как-то забывшей о том, что предстоит не воспитать, а перевоспитать миллионы людей, пытавшейся отстоять культуру, нравственность и заплатившей жизнью за иллюзии, воплощенные в действительности.

Получив из гипофиза вытяжку полового гормона, профессор не предположил, что гормонов в гипофизе множество. Недосмотр, просчет привели к рождению Шарикова. И преступление, от которого предостерегал ученый доктора Борменталя, все же совершилось, вопреки взглядам и убеждениям учителя. Шариков, расчищая себе место под солнцем, не останавливается ни перед доносом, ни перед физическим устранением «благодетелей». Ученые вынуждены защищать уже не убеждения, а свою жизнь: «Шариков сам пригласил свою смерть. Он поднял левую руку и показал Филиппу Филипповичу обкусанный, с нестерпимым кошачьим запахом шиш. А затем правой рукой по адресу опасного Борменталя из кармана вынул револьвер». Вынужденная самозащита, конечно, несколько смягчает в глазах автора и читателя ответственность ученых за смерть Шарикова, но мы в очередной раз убеждаемся, что жизнь никак не укладывается в какие-либо теоретические постулаты. Жанр фантастической повести позволил Булгакову благополучно разрешить драматическую ситуацию. Но предостерегающе звучит мысль автора об ответственности ученого за право на эксперимент. Любой эксперимент должен быть продуман до конца, иначе последствия его могут привести к катастрофе.