Значение массовых сцен в прозе Шолохова. (По роману «Поднятая целина»)

Михаил Шолохов властно вошёл в XX век со своими идеями, образами и населил литературу живыми человеческими характерами. Они пришли словно из самой жизни, ещё дымящейся пожарищами войн, развороченной бурными переменами революции. Силой своего великого таланта впервые так широко и полно Шолохов открывал мир народной жизни в динамике ее революционных перемен, мир больших человеческих чувств и страстей, страданий и радостей, духовного богатства народа, раскрывал в своих произведениях философию борьбы за новое общество. Великая

Октябрьская революция в деревне предстает в «Поднятой целине» как историческая неизбежность, без которой невозможна победа новых, социалистических отношений. В романе «Поднятая целина» Шолохов изображает коллективизацию как всенародное движение. Народная жизнь предстает в романе во всем ее духовном богатстве, нравственном опыте, бурном росте сознания и творчества, реализованного в строительстве колхозной жизни. В этом пафос и массовых сцен романа, и раскрытия внутреннего мира шолоховских героев, психологической атмосферы происходящих событий. Наиболее ярко психология казачества рисуется в таких массовых сценах, как собрание по поводу организации колхоза, «бабий бунт», приезд Давыдова в бригаду, отказавшуюся работать, открытое партийное собрание колхозников, на котором Кондрата Майданникова принимают в партию. В массовых сценах с их порой неуправляемым и стихийным демократизмом отчетливо выделяются свои лидеры. Собрания бедноты поочередно ведут гремяченские коммунисты Давыдов, Нагульнов, Разметнов. Вступать в колхоз или не вступать – это вопрос всей будущей жизни крестьянства. Отсюда такой накал страстей, бурный характер и драматизм событий, изображенных в романе, в частности, в сцене первого хуторского собрания. Автор показывает, какой необычайный интерес проявляют гремяченцы к этому собранию. «Помещение не могло вместить всех. Казаки, бабы и девки густо стояли в коридоре, на крыльце. «Давыдова встретили настороженно. В хуторе уже знали, что этот «уполномоченный, от партии» приехал «насчет колхоза». С его появлением началось неслыханное: в течение одного дня бедняки под руководством коммунистов раскулачили Фрола Дамаскова, Тита Бородина и других кулаков. В напряженном молчании слушали Давыдова, а потом обрушились на него с вопросами: что надо обобществлять, а как дома, навечно колхоз или нет, а что единоличникам будет, не отнимут ли у них землю? В этих вопросах явственны и заинтересованность, и недоверие к неизведанному и доселе неслыханному в крестьянской жизни коллективному хозяйству. Настроения значительной части крестьянства выразил середняк Николай Лютня: «Я хочу поглядеть, какая она в колхозе, жизнь, взыграет. Ежели хорошая, впишусь, а нет – так чего же я туда полезу?..» Масса казачества неоднородна по своим интересам и стремлениям и испытывает различные влияния. Говор толпы, безымянные реплики на собрании создают ясное представление о расстановке сил и различном отношении к коллективизации в среде казачества. Собрание, начавшееся в необычайной тишине, становилось все более бурным. «Говорили и за колхоз и против до хрипоты, до помрачения в глазах. Кое-где и даже возле сцены противники сходились и брали друг друга за грудки, доказывая, свою правоту…» В этой обстановке раздался вражеский голос, «пронзенный злостью», угрожавший Давыдову: «Тебе Титок раз кровь пустил, и ещё можно…» Центральное место в сцене первого хуторского собрания занимает выступление Кондрата Майданникова. В его речи с большой силой прозвучало стремление к новой жизни, глубокое понимание задач партии по строительству новой жизни в деревне. Но путь к новому сложен и труден. В среде колхозников ещё долго даёт себя знать собственническая стихия. Нелегко труженику-крестьянину подавить в себе «подлюку-жалость к своему добру», нелегко ещё и оттого, что «трудно наживалось» это добро. Мелкособственнические устремления казаков сказались с особой силой в хищническом убое скота и в растаскивании семенного хлеба, спровоцированных кулаками. Но постепенно возникают и новые взаимоотношения между колхозниками, рождается чувство коллективизма. Это отчетливо заметно в сцене «бабьего бунта» и последующего за ней собрания. В «бабьем бунте» Давыдов сопротивляется разъяренным женщинам, уступив роль лидера дородной и яростно неутомимой старухе Игнатенковой. После «расправы» Давыдов говорит собравшимся колхозникам: «Большевики не мстят, а беспощадно карают только врагов,
но вас, хотя вы и вышли из колхоза, поддавшись уговорам кулаков, хотя и расхитили хлеб и били нас, мы не считаем врагами… и мы к вам административных мер применять не будем, а будем вам фактически открывать глаза». Разъяснительная работа коммунистов привела к тому, что в народном сознании произошёл переворот. Если в начале коллективизации гремяченцы готовы были бессмысленно резать скот только потому, что «теперь оно не наше», то через несколько месяцев у них уже появляется чувство ответственности за колхозную собственность. Устин Рыкалин с возмущением рассказал Давыдову о том, как он отбил сено у крестьян с хутора Тубянского. Слушая его, Давыдов улыбался: «Это же просто красота, что ты, мой милый Устин, за колхозное сено в драку полез, а не свое личное, собственное. Это же просто трогательный факт!» О растущем сознании труженика-крестьянина свидетельствует и рождение социалистического соревнования в труде, зачинщиком которого стал Давыдов. Знаменательна сцена награждения кузнеца Ипполита Шалого за его ударную работу. Во второй книге массовых сцен немного, но в них ярко раскрывается то новое, что вошло в жизнь казаков. Открытое партийное собрание, созванное в связи с вступлением в партию Кондрата Майданникова и других передовых колхозников, показывает, какие глубокие изменения произошли в представлениях гремяченцев за короткий срок. Уже сама подготовка гремяченцев к открытому собранию, их поведение на собрании, реплики и высказывания, особенно выступление кузнеца Ипполита Шалого против Островнова – всё это свидетельствует о том, как успешно преодолеваются в колхозной среде собственнические инстинкты, политическая пассивность и стихийность, как побеждают в их среде коллективистские принципы и растут социалистические устремления. «Народ стал значительно сознательнее по сравнению с первыми месяцами коллективизации», – замечает Давыдов. Сцена открытого партийного собрания – одна из центральных в романе. Она подводит итог не только политической победе колхозного движения над его врагами; она знаменует победу гуманизма. Продолжая идейную линию «Тихого Дона», роман «Поднятая целина» показал окончательное крушение старого мира и победу в народном сознании принципов гуманизма, товарищества, коллективизма. В романе «Поднятая целина», изображая одну из эпох ломки общественного уклада, автор сумел посмотреть на жизнь глазами народа. Язык и поведение героев романа, их мысли и чувства типичны для крестьянской массы в эпоху коллективизации. Всё это говорит о том, что «Поднятая целина» – подлинно народное произведение.