Библейские образы в дооктябрьской поэзии Маяковского

Как это ни покажется странным и парадоксальным, Маяковский едва ли не чаще других своих современников обращался к образам Библии. Многие писатели, поэты, художники обращались к библейской тематике. Христианские мотивы, образы из Священной книги привычно ассоциируются у нас с поэзией символистов, акмеистов, Есенина, Блока и уж совсем не с именем В. Маяковского. Тем не менее, итогом его дооктябрьского творчества стали поэмы «Человек» и «Облако в штанах», в которых присутствуют библейские образы и мотивы.

В дооктябрьской поэзии

Маяковского библейские образы выполняют особые функции. Их использование тесно связано с особенностью творческой индивидуальности поэта, а смысл их напрямую зависит от контекста произведения. Даже биографические факты имеют значение: имя возлюбленной лирического героя в поэме «Облако в штанах» — Мария (Маяковский в Одессе познакомился с Марией Денисовой и влюбился в нее). Ее имя и дал Маяковский героине поэмы. В контексте поэмы оно ассоциируется и с именем матери Христа, а сам образ героини контрастирует с образом Девы Марии.

В лирике Маяковский обращается к библейской тематике реже, чем в поэмах, но

в лирике прослеживается особая закономерность использования библейских образов. Чаще они встречаются в стихотворениях 1912–1914 годов, в частности в тех из них, которые раскрывают внутренний мир лирического героя, его конфликт с миром «жирных» и «сытых».

Маяковский часто включает в свои произведения библейскую и церковную лексику, цитаты и выражения из Библии, ставшие крылатыми: «молитва», «тога», «царские врата», «божий лик», «око за око» («Ко всему»), «кесарево кесарю, богу богово» («Себе, любимому, посвящает эти строки автор»), «распни, распни его», «хлеб наш насущный даждь нам днесь» («Облако в штанах»). Библейские образы входят также во многие эпитеты и метафоры: «небо опять нудит», «голгофнику оплеванному», «городов вавилонские башни», «отпляшет Иродиадой солнце землю». В контексте конкретных произведений все эти образы приобретают особый смысл. В стихотворении «Ко всему» повторенная дважды фраза «око за око» помогает поэту передать гнев и протест героя против мира, в котором нет места чистой и бескорыстной любви, и любимая женщина произносит как приговор слова, объясняющие ее уход. Поэтому лирический герой и завещает свою душу грядущим людям, а образ райского сада раскрывает красоту и богатство его души:

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я
весь
боль и ушиб

Вам завещал я сад фруктовый моей великой души. Библейские образы в ранней лирике Маяковского обычно снижены, обытовлены и заземлены. Измеренный земными мерками, образ бога оказывается комически сниженным. Это достигается за счет описания бытовых деталей, употребления стилистически сниженной лексики. Поэтому даже тогда, когда действие происходит на небе, у читателя создается иллюзия, что это происходит на земле, в замкнутом пространстве дома, улицы, города:

Арканом в небо поймали бога
и, ощипавши, с улыбкой крысьей,
глумясь, тащили сквозь мель порога.
(«За женщиной»)

С иронией обращается к всевышнему и герой поэмы «Облако в штанах»:

— Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
в облачный кисель
ежедневно обмакивать раздобревшие
глаза?
Давайте — знаете —
устроим карусель
на древе изучения добра и зла!

Как видим, бог у Маяковского уподоблен реальному человеку, низведен до смертного. Поэт рисует даже некоторые портретные детали его облика («жилистую руку», «раздобревшие глаза»). Он ассоциируется то с грозным повелителем («Послушайте»), то со взволнованным читателем («А все-таки»), то с этаким старцем, равнодушным к земным страстям («Облако в штанах»), то с судьей-инквизитором («Флейта-позвоночник»). Если образы бога и ангелов заземлены и помещены в замкнутое пространство, то лирический герой всегда изображен в неограниченном пространстве, на фоне звездного неба, галактик, хотя находится он на Земле, и его занимает мысль не о познании вечных тайн, а земное, реальное бытие. Он смотрит на мироздание не снизу вверх, а сверху вниз. Поэт как бы меняет местами небо и землю, бога и человека. Это ощущение создается за счет того, что метафоры основаны на сопоставлении бытовых реалий с космическими:

Это душа моя
клочьями порванной течи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!

Космический пейзаж завершает и поэму «Облако в штанах»:

Эй вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!
Глухо.
Вселенная спит,
положив на лапу
с клещами звезд огромное ухо.

А в поэме «Флейта-позвоночник» Маяковский рисует картину своеобразной небесной казни. Обращаясь к богу, лирический герой восклицает:

Слушай!
Всевышний инквизитор!..
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.

Как видим, в поэзии Маяковского часто все наоборот: бог — внизу, на земле, а человек — наверху, на небе. Именно человек становится у поэта своеобразным центром мироздания. Раскрывая идейный смысл поэмы «Облако в штанах», Маяковский писал: «Облако в штанах»… считаю катехизисом сегодняшнего искусства. «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию» — четыре крика четырех частей». Поэт отрицает не любовь вообще, не религию как форму сознания и отношения к миру вообще, а то, как воспринимаются и трактуются они в буржуазном мире. Любви буржуазного мира поэт противопоставляет свою, огромную, сильную любовь — пожар сердца, любовь — несгорающий костер. Логично предположить, что и о религии, о ее сути у Маяковского было свое представление — составной частью его веры и религии является любовь, которую раньше называли христианской. В поэме «Флейта-позвоночник» есть такие строки: «Любовь мою, как апостол во время оно, по тысячам тысяч разнесу дорог». Он верит в любовь, возвышенную и земную одновременно. Именно такой любовью любил Марию лирический герой поэмы «Облако в штанах»:

Мария!
Имя твое я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рожденное слово,
величием равное богу.

Суть веры лирического героя, суть его «христианства» — любовь, ибо лишь она, даже неразделенная и трагическая, сильнее смерти. Очевидно, что именно в этом основное содержание религии дооктябрьского Маяковского — протестанта и бунтаря, но в то же время глубоко верящего в любовь и человечность человека.