Сатирические образы помещиков в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»

К классическому приему — путешествие литературного героя, — с целью показать различные слои населения, многообразие картин русского быта в различные исторические периоды обращались А. Н. Радищев в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» и Н. В. Гоголь в «Мертвых душах». Но перед Н. А. Некрасовым стоит более сложная задача. Он использует прием путешествия не только как более свободную, естественную форму композиции поэмы.

Согласно точной характеристике литературоведа В. Базанова, поэма «Кому на Руси жить хорошо» — не просто повествование,

экскурс в жизнь разных слоев населения России, это «поэма-диспут, путешествие с пропагандистскими целями, своеобразным «хождением в народ», предпринятым самими крестьянами». Отыскивая счастливого, «кому живется весело, вольготно на Руси», крестьяне

Подтянутой губернии,

Уезда Терпигорева,

Пустопорожней волости,

Из смежных деревень —

Заплатова, Дырявина,

Горелова, Неелова.

Неурожайка тож

берут за точку отсчета свое житье-бытье, а вольготно живущими считают стоящих над ними, верхушку иерархической лестницы — помещика, попа, чиновника, вельможного боярина, министра государева

и даже самого царя. Причем в поэме мы встречаем поэтическое обобщение классовых врагов крестьянина, сделанное от лица самого труженика:

Работаешь один,

А чуть работа кончена,

Гляди, стоят три дольщика:

Бог, царь и господин.

Н. А. Некрасов вдребезги разбивает идиллические представления о якобы отеческом отношении помещиков к своим крестьянам и о «великой любви» крепостных к своим господам.

Некоторые образы помещиков изображены в поэме отдельными штрихами (пан Глуховский, Шалашников) либо в эпизодах, другим посвящает целые главы поэмы (Оболт-Оболдуев, князь Утятин) и «дает им слово», чтобы читатель мог сам убедиться, кто перед ним, и соотнести свое мнение с точкой зрения крестьян-правдоискателей, реально оценивающих явление на основе своего богатого жизненного опыта.

Характерно, что и в эпизодах, и в «исповеди» Оболта-Оболдуева — его рассказе о своей «дореформенной» жизни всех господ объединяет безнаказанность, вседозволенность, взгляд на крестьян, как на неотъемлемую собственность, не имеющую права на собственное «Я».

«решился я

Содрать с вас шкуру начисто», —

заявил мужикам помещик Шалашников. И далее рассказчик отмечает:

Отменно драл Шалашников.

А вот как описываются другие помещики:

Вольничал, бражничал, горькую пил.

Жадный, скупой, не дружился с дворянами,

Только к сестрице езжал на чаек;

Даже с родными, не только с крестьянами,

Был господин Поливанов жесток;

Дочь повенчав, муженька благоверного

Высек — обоих прогнал нагишом,

В зубы холопа примерного,

Якова верного,

Походя дул каблуком.

Пан Глуховский усмехнулся: «Спасения

Я уж не чую давно,

В мире я чту только женщину,

Золото, честь и вино.

Жить надо, старче, по-моему:

Сколько холопов гублю,

Мучу, пытаю и вешаю,

А поглядел бы, как сплю!»

Помещик Оболт-Оболдуев с тоской вспоминает о прошлом:

Ни в ком противоречия,

Кого хочу — помилую,

Кого хочу — казню.

Закон — мое желание!

Кулак — моя полиция!

Удар искросыпительный,

Удар зубодробительный,

Удар скуловорррот!

В предчувствии перемен, связанных с предстоящей реформой, помещик спохватывается: сейчас не время «затягивать вожжи», лучше прослыть этаким либералом, заигрывая с народом. Потому он

Глотнул — и мягким голосом

Сказал: «Вы сами знаете,

Нельзя же и без строгости?

Но я карал — любя.

Порвалась цепь великая —

Теперь не бьем крестьянина,

Зато уж и отечески

Не милуем его.

Да, был я строг по времени,

А впрочем, больше ласкою

Я привлекал сердца.

Но рассказы о том, как он, сберегая «духовное родство», по великим праздникам «христосовался сам» со всей вотчиной, как крестьяне видели в нем благодетеля и несли вместе с оброком его семье, не обманут крестьян, не заставят их поверить в пресловутую формулу официальной народности — слишком велик их реальный опыт общения с господами — благодетелями. Как бы ни снимали они шапки перед «их милостью», как бы уважительно ни стояли перед ним «до особого разрешения», помещик Оболт-Оболдуев выглядит перед ними уменьшительно-карикатурно:

Помещик был румяненький,

Осанистый, присадистый,

Шестидесяти лет;

Усы седые, длинные,

Ухватки молодецкие,

Венгерка с бранденбурами,

Широкие штаны.

Гаврило Афанасьевич,

Должно быть, перетрусился,

Увидев перед тройкою

Семь рослых мужиков.

Он пистолетик выхватил,

Как сам, такой же толстенький,

И дуло шестиствольное

На странников навел.

Какой-то он ненастоящий, ненатуральный — может, потому, что и речи его не искренни, и либеральность показная, как дань времени? И сама фамилия Оболта-Оболдуева говорящая с одной стороны, фамилия-прозвище, а с другой стороны, прозрачный намек на его татарское происхождение. Этот русский барин в начале разговора с крестьянами хочет «подвести идеологическую базу» под свое господство, объясняя,

Что значит слово самое:

Помещик, дворянин,

рассказывая о своем родословном дереве. Он всерьез гордится упоминанием своих предков в старинных русских грамотах:

…гласит

та грамота: «Татарину

Оболту-Оболдуеву

Дано суконце доброе,

Ценою в два рубля;

Волками и лисицами

Он тешил государыню,

В день царских именин

Спускал медведя дикого

С своим, и Оболдуева

Медведь тот ободрал.

Или в другой грамоте:

«Князь Щепин с Васькой Гусевым

(Гласит другая грамота)

Пытал поджечь Москву,

Казну пограбить думали,

Да их казнили смертию.»

Не вникая в тонкости геральдики, крестьяне поняли суть представителей того древнего рода:

— Как не понять! С медведями

Немало их шатается,

Прохвостов, и теперь, —

ни минуты не сомневаясь в том, что стоящий перед ними Оболдуев — достойный наследник этих бродяг и грабителей:

А ты, примерно, яблочко

С того выходишь дерева?

Крестьян не обманули его либеральные речи, они уловили главное в его системе — «удар скуловорррот», сожаление за прошлым паразитическим существованием с постоянными развлечениями, и боязнь будущего, что придется меняться, приспосабливаться к переменам.

Колом сбивал их, что ли, ты

Молиться в барский дом?

Вот единственная мысль, возникшая у странников после «трогательного » повествования о том, как помещик по-отечески собирал в своем доме крестьян на праздники, да еще возникло сомнение, что крестьянам Оболт-Оболдуева хорошо жилось в родной вотчине, раз бежали они на заработки в чужие земли. И не на пьянство крестьян и заброшенность земель сетует ОболтОболдуев — его больше печалит утрата беззаботного существования. Ему глубоко претит требование:

Довольно барствовать!

Проснись, помещик заспанный!

Вставай! — учись! трудись!

Свое безделье, полнейшую безграмотность в ведении хозяйства помещик просто-напросто возводит в принцип:

Я не крестьянин-лапотник —

Я божиею милостью

Российский дворянин!

Россия — не неметчина,

Нам чувства деликатные,

Нам гордость внушена!

Сословья благородные

У нас труду не учатся.

<…>

Живу почти безвыездно

В деревне сорок лет,

А от ржаного колоса

Не отличу ячменного.

Голос Некрасова как бы подводит итог исповеди этого никчемного господина, балласта на трудовой жизни русского народа:

Коптил я небо божие,

Носил ливрею царскую,

Сорил казну народную

И думал век так жить…

Князь Утятин, которого в народе прозвали «Последышем», потому что он последний барин-крепостник, не может примириться именно с потерей возможности командовать над мужиками, с потерей неограниченной, бездумной власти. Наследники князя, якобы оберегая отца, пережившего вследствие реформы первый удар, а на самом деле боясь, чтобы он не завещал имение другим, подкупают крестьян принадлежавшей им ранее деревни Вахлаки, чтобы те продолжали изображать крепостных. По приказу барина-самодура разбрасывают стог с абсолютно сухим сеном (крестьяне убирают сено для себя), инсценируют порку бунтовщика, выслушивают длинные речи выживающего из ума князя. Существуют даже два старосты — настоящий и «шут», для потребы князю, который «соринку терял» — не богатство, а свои права помещика-угнетателя. И не только обещанные деревне, общине поемные луга (кстати, так и не отданные наследниками) заставляют крестьян склониться на просьбу наследников князя Утятина, а само сознание, что он — Последний.

А завтра мы Последышу

Пинка — и кончен бал!

Символичен конец помещика пана Глуховского во вставном эпизоде — сказании «О двух великих грешниках»: при убийстве пана падает громадный дуб — отпускаются грехи разбойничьему атаману Кудеяру. В поэме мы видим не только конкретные образы угнетателей, в существующем порядке Некрасов обвиняет всю систему самодержавия и крепостничества.

Земля родит змеенышей,

А крепь — грехи помещика.

Наряду с сатирическим изображением помещиков в поэме Некрасов обличает и представителей других угнетающих народ сословий. Это и священники, безразличные к народному горю, к нищете, думающие лишь о своей наживе:

У нас народ — все голь да пьянь,

За свадебку, за исповедь

Должают по годам.

Один из таких попов, встреченных нашими крестьянами-правдоискателями, больше считает свои личные, даже мелкие обиды, чем обиды и беды многострадального народа. Есть исключения среди людей духовного звания, как выходец из крестьян «седенький попик», рассказывающий о бунте в вотчине помещика Обрубкова Испуганной губернии, уезда Недыханьева, деревни Столбняки, о заключении в острог народного выборного Ермилы Гирина. Он не думает о своем покое и богатстве — наоборот, в его жизни, очевидно, за неблагонадежность много перемен по велению начальства:

Я в жизни много странствовал,

Преосвященный наш

Переводить священников

Любил…

Мы видим эпизодичные образы чиновников-взяточников, которые взяли в рекруты вне очереди Филиппа Корчагина, сочли помешанной Матрену Тимофеевну, которая в глубоком своем горе по поводу смерти младенца Демушки явилась к ним без взятки. Устами Якима Нагого поэт обличает чиновников, называя их в числе тех страшных дольщиков крестьянского труда:

А есть еще губитель-тать

Четвертый злей татарина,

Так тот и не поделится,

Все слопает один!

Предстает перед нами и фигура «государева посланного» на усмирение бунта, который «то лаской попробует», то «эполеты высоко поднимет», и готов скомандовать: «Пали». Все они — виновники того, что так трудно не только найти счастливца среди многострадального народа, но и нет

Непоротой губернии,

Непотрошенной волости,

Избыткова села.

Обличительная сила строк поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» направлена на формирование убеждений о неизбежности революционных преобразований, говорит о наивысшем подъеме освободительной борьбы 60—70-x годов XIX века.

Вариант 2.

Вершиной творчества Н.А. Некрасова является поэма «Кому на Руси жить хорошо». Всю жизнь вынашивал Некрасов замысел произведения, которое стало бы народной книгой, то есть книгой «полезной, понятной народу и правдивой», отражающей самые важные стороны его жизни.

Поэме Некрасов отдал долгие годы жизни, вложив в нее все сведения о русском народе, накопленные, как говорил поэт, «по словечку» в течение двадцати лет. Тяжелая болезнь и смерть прервали работу Некрасова, но и то, что он успел создать, ставит поэму «Кому на Руси жить хорошо» в один ряд с самыми замечательными творениями русской литературы.

При всем многообразии типов, выведенных в поэме, ее главным героем является народ. «Народ освобожден. Но счастлив ли народ?» — этот главный вопрос, волновавший поэта всю жизнь, стоял перед ним и при создании поэмы.

Правдиво изображая тягостное положение народа в пореформенной России, Некрасов ставил и разрешал важнейшие вопросы своего времени: кто виноват в народном горе, что делать, чтобы народ стал свободным и счастливым? Реформа 1861 года не улучшила положение народа, и недаром крестьяне говорят о ней:

Добра ты,царска грамота,

Да не про нас ты писана…

Трудовому народу в поэме противостоят «дольщики», как их назвал Яким Нагой. Это «бог, царь и господин». Перед читателем поэмы проходит целая галерея образов помещиков. Сатирически-гневно рассказывает Некрасов о паразитической жизни помещиков в недавнем прошлом, когда «дышала грудь помещичья свободно и легко». Некрасов смотрит на помещиков глазами крестьян. Так изображен, например, Оболт-Оболдуев:

Какой-то барин кругленький;

Усатенький, пузатенький,

С сигарочкой во рту…

Традиционные в народной поэзии уменьшительно-ласкательные суффиксы здесь усиливают ироническое звучание рассказа, подчеркивают ничтожество «кругленького» человечка. С гордостью говорит он о древности своего рода. Помещик вспоминает старые благословенные времена, когда «не только люди русские, сама природа русская покорствовала нам». Вспоминая свое житье при крепостном праве — «как у Христа за пазухой», он с гордостью говорит:

Бывало, ты в окружности

Один, как солнце на небе,

Твои деревни скромные,

Твои леса дремучие,

Твои поля кругом!

Жители «скромных деревень» кормили и поили барина, обеспечивали своим трудом его разгульную жизнь, «праздники, не день, не два — по месяцу», а он, неограниченно властвуя, устанавливал свои законы:

Кого хочу — помилую,

Кого хочу — казню.

Помещик Оболт-Оболдувв вспоминает свою райскую жизнь: роскошные пиры, жирные индейки, сочные наливки, актеров собственных и «прислуги целый полк». По словам помещика, крестьяне отовсюду несли им «подарки добровольные». Теперь все пришло в упадок — «сословье благородное как будто все попряталось, повымерло!» Помещичьи дома разбираются на кирпичи, сады вырубают, воруют лес:

Поля — недоработаны,

Посевы — недосеяны,

Порядку нет следа!

Откровенной насмешкой встречают крестьяне хвастливый рассказ Оболт-Оболдуева о древности его рода. Сам-то он ни на что не пригоден. С особенной силой звучит ирония Некрасова, когда он заставляет Оболт-Оболдуева признаться в совершенной неспособности к труду:

Коптил я небо божие,

Носил ливрею царскую.

Сорил казну народную

И думал век так жить…

Крестьяне сочувствуют помещику и думают про себя:

Порвалась цепь великая,

Порвалась — расскочилася:

Одним концом по барину,

Другим по мужику!..

Презрение вызывает слабоумный «последыш» князь Утятин. Глубокий смысл имеет само название главы «Последыш». Речь идет не только о князе Утятине, но и последнем помещике-крепостнике. Перед нами выживший из ума рабовладелец, и мало человеческого осталось даже в его внешнем облике:

Нос клювом, как у ястреба,

Усы седые, длинные

И разные глаза:

Один здоровый — светится,

А левый — мутный, пасмурный,

Как оловянный грош!

О помещике Утятине рассказывает бурмистр Влас. Он говорит, что помещик у них «особенный» — «весь век чудил, дурил, да вдруг гроза и грянула». Когда он узнал об отмене крепостного права, то вначале не поверил, а потом от огорчения слег — у него отнялась левая половина тела. Наследники, опасаясь, чтобы он не лишил их наследства, начинают во всем потакать ему. Когда старику стало получше, ему сказали, что мужиков приказано вернуть помещику.

Старик обрадовался, велел отслужить молебен, звонить в колокола. С тех пор крестьяне начинают ломать комедию: делать вид, будто крепостное право не отменено. В имении пошли старые порядки: князь отдает глупые приказы, распоряжается, отдает приказ женить вдову семидесяти лет на соседе Гавриле, которому только исполнилось шесть лет. Крестьяне смеются над князем за его спиной. Только один мужик Агап Петров не хотел подчиняться старым порядкам, и когда его помещик застал за воровством леса, высказал Утятину все прямо, назвав его шутом гороховым.

Утятина хватил второй удар. Старый барин уже не может ходить — сидит в кресле на крыльце. Но по-прежнему проявляет свою дворянскую спесь. После обильной трапезы Утятин умирает. Последыш не только страшен, но и смешон. Ведь он уже лишен былой власти над крестьянскими душами. Крестьяне согласились лишь «поиграть в крепостных», пока не умрет «последыш». Прав был непокладистый мужик Агап Петров, открывший князю Утятину истину:

…Последыш ты! По милости

Мужицкой нашей глупости

Сегодня ты начальствуешь,

А завтра мы последышу

Пинка — и кончен бал!

Крутым самодуром-угнетателем показан и помещик Шалашников, «воинскою силою» покорявший собственных крестьян. Еще более жесток управляющий немец Фогель.

Презрение к труду и трудящимся, чванство своим паразитическим существованием, неумение и нежелание трудиться, высокомерие, спесь и жестокость — таковы типичные черты характера помещиков, изображенных в поэме «Кому на Руси жить хорошо».