Проблема человека и власти в прозе А. Солженицына

Проблема человека и власти в Советском государстве становится особенно острой уже в конце 20-х годов XX века – в годы, когда государство явно приобретает черты тоталитарного. Об этом пишут А. Платонов, М. Шолохов, М. Булгаков, но немногое из написанного ими в те годы тогда же увидело свет.

Солженицын вошёл в литературу с этой темой внезапно, первопроходцем. В 1962 году появился «Новый мир» с повестью «Один день Ивана Денисовича», в 1963-м – с рассказом «Матрёнин двор». Имя автора было неизвестным для широкой публики, но сразу же стало ясно, что писатель

продолжает лучшие гуманистические традиции русской литературы. Повесть «Один день Ивана Денисовича» была написана на автобиографическом материале, события показаны глазами человека, вышедшего «оттуда», и, по словам Твардовского, это был «документ искусства».

Тысячи людей, как и Иван Денисович Шухов, герой повести, были репрессированы безвинно. Он воевал, попал в окружение, затем в плен. Как смелый человек, Шухов бежит из плена, но, когда он чистосердечно в этом признаётся, его отправляют в лагерь, теперь уже в советский. Его обвинили в шпионаже, будто бы он выполнял задание немецкой разведки, и даже следователь

не смог придумать, какое именно задание. Логика проста: был в плену – значит, предатель.

Вернулся назад – значит, с каким-то умыслом. Десять лет лагерей, унижения, тяжёлой работы в жесточайших условиях – это обычная история для того времени, для периода сталинского беззакония и насилия. Но главное в этих условиях то, во что превращали заключённых и с какой целью. Сломить человека можно, пробудив в нём первобытные инстинкты, заставив забыть о человеческом достоинстве. Целая система унижений, наказаний была разработана властями. Власти была нужна рабочая сила, нерассуждающая, покорно подчиняющаяся – ей не нужны независимые, самостоятельные люди. Изнурительный труд, существование впроголодь, жёсткое регламентирование всех сторон жизни – всё это быстро выбивало людей из привычного самосознания.

Для особо строптивых – ледяной карцер без горячей еды, избиения. И человек либо ломается, как бывший начальник Фетюков, теперь подбирающий окурки и вылизывающий миски, либо приспосабливается, как Шухов. Он, крестьянин, любящий труд и умеющий работать, всегда может заработать на кусок хлеба: сшить тапочки или рукавицы, занять очередь за посылкой, «закосить» в обед лишнюю миску каши. Он научился выживать в этих условиях, противопоставляя в душе себя – «им», власти. Он не протестует, понимая бесперспективность этого протеста и осуждая недавно заключённого в лагерь морского офицера Буйновского за его протест.

Он сочувствует Буйновскому за то, что тот ещё «не умеет» жить в лагере, но у него уже нет веры в то, что свято для Буйновского: справедливость Советской власти, её принципы, которые здесь, в лагере, якобы поруганы. Когда Шухов обсуждает с кавторангом, в какое именно время солнце стоит в зените, Буйновский ссылается на «декретное время»: по декрету Советской власти «Солнце выше всего в час стоит». И Шухову дико: «Неуж и солнце ихним декретам подчиняется?» «Ихнее» для Шухова – всё то, что стоит за конвоирами, надзирателями, следователями, тот чуждый ему мир, из которого он выброшен.

Иван Денисович даже не думает о завтрашнем дне – он в нём не уверен, «отвык» думать. И у него нет надежды на счастливое возвращение, напротив, он боится, что ему добавят срок по окончании прежнего. Беззаконие стало системой, сделавшей Россию страной, лишенной свободы. Тех, кто сохранил в себе живую душу, этот режим стремится оттолкнуть за предел человеческого существования – чаще всего в лагерь, как об этом рассказывает Солженицын в «Одном дне Ивана Денисовича», в романе «В круге первом», в книге «Архипелаг ГУЛАГ». Либо власть устраивает такую жизнь, что человек в ней никому не нужен, ведёт нищенское существование, как Матрёна Васильевна, героиня рассказа «Матрёнин двор».

Власть по своей сущности враждебна человеку, бюрократии не нужна живая душа человека, сохранившего в себе нравственные законы. Это ярко и наглядно демонстрирует А.И. Солженицын в своих произведениях.