Момент прозрения — в любви

(по рассказу А. П. Чехова «Дама с собачкой»)

«Чехов — несравненный художник… Художник жизни… И достоинство его творчества в том, что оно понятно и сродно не только всякому русскому, но всякому человеку вообще», — так охарактеризовал великого русского писателя Л. Н. Толстой. Чем привлекает нас чеховский мир? Удивительной естественностью и глубиной трезвой правды и чуткостью к красоте. Тонким юмором и мудростью предвидений. Трудно даже перечислить все грани этого феномена. Но одна особенность творчества более других

объясняет неослабевающее притяжение к Чехову. В его скромных героях мы узнаем себя, свои переживания, находим ответы на мучительные вопросы.

Действительно, многие люди, прочитав рассказ «Дама с собачкой», подумают, что это написано о них. Тема рассказа — невозможность счастливой любви и необходимость любви для счастья человека. Разве это не актуально и сейчас? Гурову, герою рассказа, «не было еще и сорока, но у него была уже дочь двенадцати лет и два сына. Его женили рано, когда он был еще студентом второго курса». Жену свою он не любил и постоянно изменял ей. Поэтому к женщинам у него было отношение как к существам

«низшей расы».

Анна Сергеевна считала своего мужа лакеем; ни о любви, ни даже об элементарном уважении к нему не было речи. Как мы видим, в обоих случаях семейного союза нет. Есть только путы. До встречи Анна Сергеевна и Гуров лишены были того, что можно назвать жизнью. Их существование было бесцельно, однообразно и бездуховно. Их проблема состояла в том, чтобы пробудиться и стать самими собой. И это случилось. Однажды в Ялте произошло событие, которое резко изменило жизнь наших героев. Как-то сидя в павильоне, Гуров увидел молодую невысокую женщину в берете. Состоялась встреча. Легкий шутливый разговор. Мысли «о скорой, мимолетной связи». Близость. Спокойное отношение ко всему этому у Гурова и раскаяние со стороны Анны Сергеевны. Затем трезвое спокойствие Дмитрия Дмитриевича переходит в опьянение, нетерпеливую страстность, сладкое забытье. Но при этом он отчетливо понимает: то, что происходит между ним и Анной Сергеевной, — кратковременно, это эпизод, который скоро закончится. «И он думал о том, что вот в его жизни было еще одно похождение, и оно тоже уже кончилось, и осталось теперь воспоминание… » Но конец приключения стал началом любви. Началось раздвоение жизни Гурова на явную, полную «условной правды и условного обмана», и тайную, полную «истинного счастья и истинного страдания». Он теперь осознает, что его явная жизнь — «какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха…, точно сидишь в сумасшедшем доме». Надо что-то делать.

Когда Гуров видит Анну Сергеевну в театре, перед ним открывается правда их отношений. До сих пор он этой правды не понимал. В воспоминаниях «дама с собачкой» казалась Гурову красивее, моложе, нежнее, чем была». В театре перед ним предстала «маленькая женщина, ничем не замечательная», но она теперь заполняла всю его жизнь, «была его горем, радостью, единственным счастьем».

Мне хотелось бы подчеркнуть необычное отношение автора к своему герою. Для Чехова важно не то, что Гуров изменил своей жене, а то, что он вдруг неожиданно для себя, когда уже начал стареть, впервые испытал чувство любви; и в связи с этим возник вопрос: «Как освободиться от пут?». А ответ не прост. «И казалось, что еще немного — и решение будет найдено, и тогда начнется новая прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается».

Это двойственное ощущение очень характерно для позднего творчества Чехова. Автор не обещает, что «новая прекрасная жизнь» наступит сама по себе, что жизнь своим стихийным ходом осуществит лежащий в ее основе закон правды и красоты. Это должны сделать сами люди. Процесс освобождения труден и долог, но он все-таки начинается. И начинается новая жизнь с любви — когда человек искренен в желаниях, правдив и честен перед собой, не хочет обманывать других. «Дама с собачкой» — одно из самых светлых произведений Писателя, пронизанное светом надежды, исходящим из человеческой возможности любить.