Идеальное и реальное в поэме Гоголя «Мертвые души»

В «Авторской исповеди» Гоголь писал: «После «Ревизора» я почувствовал, более нежели когда-либо, потребность сочинения полного, где было бы уже не одно то, над чем следует смеяться». Он хотел изобразить русского человека со всеми его достоинствами и недостатками, данными ему «преимущественно перед другими народами». Лирическая сила должна была помочь изобразить достоинства, а сила смех а – недостатки. Так от «Ревизора» – сатирических портретов жителей уездного города – Гоголь перешел к изображению нации в целом, от комедии

– к поэме «Мертвые души».

Очевидно, идеальное содержание должно было выразиться наиболее полно во втором, и особенно третьем томе поэмы, композиция которой мыслилась автором как аналог «Божественной комедии» Данте: 1 том – «Ад» – это все то дурное, что есть в современной России; 2 том – «Чистилище» – пути исправления жизни и очищения человеческой души; 3 том – «Рай» – идеальный мир и идеальные люди, которые, по мысли писателя, должны были появиться в России.

Частично это идеальное содержание уже присутствует в лирических отступлениях первого тома, хотя общая его задача – показать с негативной стороны,

«с одного боку всю Русь», ее реальное состояние. Гоголь ввел в стройную композицию первого тома – Россия помещичья, чиновничья и новый ее герой Чичиков – лирические отступления, потому что не мог доверить выражение идеала своему еще не «очистившемуся» душой герою, показать же великую Русь рядом с миром Коробочек и Собакевичей также было невозможно, да и не нужно – для этого замышлялся третий том.

Роль положительного идейного полюса в поэме играет один из ведущих мотивов – мотив русского богатырства. Он проходит через все произведение, появляясь почти незаметно в 1 главе: упоминание о «нынешнем времени», «когда и на Руси уже начинают выводиться богатыри», развивается постепенно в лирических отступлениях и в последней 11 главе звучит заключительным аккордом – «Здесь ли не быть богатырю».

Эти образы русских богатырей относятся к идеальному содержанию поэмы. Они не реальность, а скорее воплощенная вера Гоголя в русского человека. Все они входят в число мертвых и беглых «душ», и хотя живут или жили в том же мире, что и остальные герои поэмы, они не принадлежат художественному пространству произведения. Прием, с помощью которого Гоголь создает необходимую дистанцию между сатирическим миром современных ему персонажей и легендарным, фольклорным миром богатырей, заключается в том, что народные образы не существуют сами по себе, а только обрисовываются в речах и мыслях других персонажей.

Такой способ изображения позволяет автору наделить таких богатырей поистине сказочными чертами: «Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: махинища такая, что в эту комнату не войдет: нет, это не мечта! А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади».

В сцене, где Собакевич произносит эти слова, Гоголь явно стремится натолкнуть читателя на мысль о конфликте, противоречии существующего и должного, реального и идеального. Чичиков напоминает Собакевичу, что «все это народ мертвый». «Да. конечно, мертвые, – сказал Собакевич, как бы одумавшись и припомнив, что они в самом деле были уже мертвые, а потом прибавил, – впрочем, и то сказать: что из этих людей, которые числятся теперь живыми? Что это за люди? Мухи, а не люди». Затем он дает уже приводившуюся характеристику Михеева и говорит: «Хотел бы я знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!» Последние слова он добавил, «Обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони».

Очевидно, сравнение умерших, подобно Михееву, с живущими в соединении со взглядом на портрет Багратиона представляет перифраз всем известной формулы Лермонтова: «Богатыри – не вы!». А кто эти «вы» в поэме? Манилов и Коробочка, Ноздрев и Плюшкин, Чичиков, чиновники и тот же Собакевич, да и другие представители народа, появляющиеся на страницах поэмы в ряду реальных персонажей. Но сам Собакевич не догадывается об этом перифразе – не к нему он обращен, а к читателю, которого Гоголь призывает к размышлению. В другом месте звучит прямая апелляция: «А кто из ас, полный христианского смирения,… углубит во внутрь души сей тяжелый запрос: А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?».

Идеальным героям Гоголя присущи такие черты, как свободолюбие, отвага, решительность, широта души, русская удаль. Все крестьянские биографии обладают многими общими особенностями. Например, все они построены так, как будто речь идет не о бесправных, а потому пассивных крепостных, а о людях, самостоятельно решающих свою судьбу. Правда, мотив бунтарства звучит и в упоминании о происшествии в селе Вшивая-Спесь, но выраженный в художественной реальности поэмы, он приобретает явную противоречивость. Сходными чертами наделен и капитан Копейкин, но опять же рассказ о нем носит отпечаток притчи.

Другой общий мотив крестьянских биографий – движение: «Чай, все губернии исходил с топором за поясом… Где-то носят теперь вас ваши быстрые ноги?.. Эти и по прозвищу видно, что хорошие бегуны». Следует отметить, что способность к движению свойственна и Чичикову, герою, которому, по замыслу автора, предстояло очищение и преобразование в положительного персонажа. Именно способность к движению ярок отличает его от ведущих скорлупный образ жизни помещиков. В целом в гоголевской системе мотив движения всегда свидетельствует о присутствии «живой души».

Деление персонажей по принципу «живой» и «Мертвой души» и является основным в их характеристике. Оно позволяет отнести каждое из представленных лиц либо к идеальному, либо к реальному плану поэмы. Наличие души для Гоголя определяет полноценность человеческой личности.

Портреты реальных представителей современной писателю России – прежде всего помещиков – расположены именно по принципу оскудения души: от Манилова к Плюшкину. Это заметили еще современники Гоголя. Но важно подчеркнуть, что критерием, по которому автор определяет это оскудение, является связь человека с человечеством. Параллельно с ослаблением человеческих связей возрастает привязанность персонажей к собственности.

На первой ступени лестницы стоит Манилов. Он единственный дарит, а не продает Чичикову крестьян. Манилов искренне расположен ко всем окружающим, ведет внешне нормальный семейный образ жизни, привязан к жене и детям. Затем, через три «переходных этапа» Чичиков попадает к Плюшкину. Этот человек окончательно утратил все связи с миром: семьи у него нет, с друзьями он раззнакомился, крестьяне от него бегут. Его скупость – обратная сторона его отчуждения и деградации. Не случайно, рассуждая о Чичикове, Гоголь еще раз подчеркнет: «Приобретение – вина всего».

Таким образом, представление писателя о «живой душе» можно определить как антимещанское, антибуржуазное начало, соответствующее духовному складу личности.

Гоголевские «идеальные» персонажи наделены душой сполна. Их также можно рассматривать с точки зрения взаимосвязей с людьми и привязанности к собственности. Гоголевские крестьяне кажутся растворенными в общей массе народа.

В этом отношении замечателен эпизод, когда поскользнувшийся Степан Пробка «шлепнулся оземь из-под церковного купола», и только какой-нибудь стоящий возле дядя Михей, «почесав рукою в затылке, промолвил: «Эх, Ваня, угораздило тебя!», а сам, а сам, подвязавшись веревкой, полез на новое место». Характерно здесь и обращение «эх, Ваня» к Степану, и моментальная замена одного человека другим. В этом эпизоде видна полная противоположность плюшкинской отчужденности. Это не просто связь людей, это слитность, образование единого целого.

Противоположность мира реального и идеального подчеркивается Гоголем и по линии привязанности к имуществу: так, большинство плюшкинских крестьян бежит, бросая свое добро.

В гоголевской системе создания образов очень важной характеристикой является речь. И по этому признаку автором устанавливается в поэме различие между «реальными» и «идеальными» персонажами. Размышляя об истинно народном языке, Гоголь замечает в лирическом отступлении, связанном с характеристикой прозвища, данного Плюшкину мужиком: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».

Речь реальных гоголевских героев, напротив, крайне бессвязна, часто бессмысленна, алогична. Им не хватает слов, они заполняют промежутки бесчисленными частицами и словами-паразитами. В то же время эти персонажи любят выражаться высокопарно, произносить возвышенный фразы, что им, правда, редко удается. Это относится в равной степени как к представителям «культурного» сословия (помещикам, чиновникам), так и к простому народу, действующему в реальном плане произведения (вспомним, например, разговор двух мужиков в начале первой главы о колесе или же речь Селифана). Отметим, что «реальным» персонажам из народа в поэме присущи те же отрицательные качества, которыми наделены их господа – помещики и чиновники.

Гоголь не идеализирует русского мужика нов его изображении подчеркивается противопоставление заложенных в нем потенциальных возможностей и их реализации в условиях современной писателю России. И все же идеальное содержание поэмы, выраженное в лирических отступлениях, основывается именно на вере Гоголя в русский народ, которому еще суждено будет сказать свое слово.

Народ-богатырь подстать русским пейзажам, той земле, «что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи». Русь – широкая, серая и заунывная, как песнь, созданная ее народом, и Русь – «необгонимая тройка», «птица-тройка». Идеальный план поэмы отразился в тех авторских отступлениях, где выражена уверенность в силе и счастливом будущем России. В этом проявился оптимизм писателя, связанный с верой в русский народ.

Именно это идеальное содержание, связанное с прямо выраженным авторским лиризмом, позволяет понять то определение, которое дает Гоголь жанру своего произведения. Действительно, это подлинная поэма, посвященная России и ее народу. Но эта широкая, вольная Русь противостоит стране, в которой живут Собакевич и Ноздрев, где дороги расползаются, как раки, выпущенные из мешка, и всегда стремятся «чуть заметным накатом вниз», как дорога дантова Ада.

В то же время в стремлении Гоголя к идеальному есть и желание в некоторой степени идеализировать настоящее России, своих героев. Так, Гоголь говорит, что не все еще возможности Чичикова раскрыты, неизвестно еще, зачем он явился на страницы поэмы. Подобные слова должны были служить переходом ко второму тому «Мертвых душ», где герой, как предполагал авторский замысел, претерпевал духовную эволюцию, а затем в третьем томе ему суждено было возродиться к новой идеальной жизни. Кроме того, здесь же, на страницах первого тома поэмы, Гоголь говорит, что в его произведении еще появятся истинно русские персонажи – богатыри и прекрасные девы.

Но подобно стремление автора вступило в противоречие уже не с реальностью поэмы, а с реальностью жизни, окружающей писателя. Не случайно, Белинский, чутко обративший внимание на эти слова, сразу же выразил сомнение в возможностях воплощения такого замысла. И действительно, он так и остался нереализованным, видимо, потому что Гоголь, по его собственному утверждению, мог изображать только то, что он видел в жизни.

А на страницах поэмы реальное и идеал, мечта писателя продолжают сосуществовать, подобно добру и злу, двум противоположным началам жизни, взаимно оттеняя и дополняя друг друга.