Чичиков и Ноздрев: в чем противоположность двух характеров?

С Ноздревым — третьим в ряду помещиков, которому посвящена 4-я глава, — Чичиков встречается случайно в придорожном трактире. Такого рода «случайности», необходимые автору для создания наиболее полной картины помещичьей России, органично входят в свободную композицию поэмы, построенной на основе структуры, близкой к роману-путешествию.

Но в данном случае эта случайная встреча оказывается для Чичикова роковой: именно Ноздрев, рассказывает на балу у губернатора о том, что Чичиков «торгует мертвыми душами». Это дает толчок к развитию слухов,

которые, разрастаясь с неимоверной быстротой, в конце концов вынуждают Чичикова бежать из города. Казалось бы, перед нами явное сюжетно-композиционное противопоставление двух персонажей: один, замышляя аферу, тщательно старается скрыть от всех свои истинные интересы; другой — вольно или невольно раскрывает его планы и тем самым срывает их. Насколько оправдано такое противопоставление с точки зрения мотивировки его характерами обоих персонажей?

Помещик Ноздрев обладает неуемным темпераментом, он энергичен и весьма общителен: то одного в гости позовет, то другого, то на ярмарку приедет, то на бал в губернский

город N. Создается впечатление, что он явно похож на Чичикова, который обладает просто даром общения с людьми, быстро сходится со всеми в губернском городе, куда только что приехал. Он тоже очень активен и энергичен, готов пол-России проехать, лишь бы добиться своей цели. Но в том-то и дело, что цели у этих двух разных людей совершенно различны, а потому даже внешне похожие качества этих характеров на деле оказываются разными.

Ноздрев действительно отличается удалью и «широким размахом натуры». Он подвижен, готов заняться любым делом, не раздумывая, каким, и вся его активность, по сути, лишена цели. Это активность человека, который свободен от всяких обязанностей что-либо создавать и добиваться каких-либо результатов. Поэтому все его порывы заканчиваются так же легко, как и начинаются, без каких-нибудь положительных итогов: «Все оканчивается или пустяком, или всевозможными историями». Если его активность на что-то все же и направлена, то это на прожигание жизни. Он оказывается повсюду, где его могут ожидать разного рода удовольствия.

Другое дело активность и энергия, мобильность Чичикова. Он новый человек времени, делец, приобретатель. Цель всех его действий — сколотить капитал. Именно в погоне за ним он и развивает бурную и кипучую деятельность. И создать он хочет нечто вполне конкретное: накопив денег, приобрести имение, завести семью, «чичинят».

Справедливости ради надо отметить, что у Ноздрева все это уже есть, но он ничем из перечисленного не дорожит. Поместье его и хозяйство, которым он нисколько не озабочен, разваливается, жена умерла, а двое детей, за которыми присматривает нянька, его вовсе не интересуют. Но и власти денег, собственности над ним нет никакой. Он готов прокутить что угодно: коня, повозку, вырученные от продажи на ярмарке товаров деньги.

И точно так же он готов поступить с тем, что так дорого и нужно для Чичикова — с «мертвыми душами». Ему неинтересно их продавать, но и дарить не хочется. И вот возникают предложения — одно абсурднее другого: за «мертвые души» он не возьмет с Чичикова ничего, но даст их в придачу, если тот купит у него жеребца, или каурую кобылу, или собак, или хотя бы шарманку, а можно и иначе — выиграть в карты.

В карты Чичиков играть с шулером Ноздревым не согласился, но на свою беду решил сыграть с ним в шашки. Но разве можно играть с человеком, который сразу же начинает жульничать? Чичиков и сам пройдоха и жулик, но он-то делает все с умом, по тонкому расчету, чтобы получить явную выгоду. А для Ноздрева — это просто очередной всплеск его бурной, азартной натуры. Даже если ему вовсе невыгодно обманывать, он просто не может этого не делать — таков его характер.

У Ноздрева бурная и нелепая фантазия — он может, к примеру, сочинить, что была у него лошадь розовой окраски, и сам в это же поверить. Чичиков же строит целую сеть мошенничеств и обманов, тщательно продумывая все, — но такую необузданную натуру, как Ноздрев, свести к какому-то рациональному основанию просто невозможно.

Вот в чем причина того, что Чичиков «проиграл» свою партию с Ноздревым. Если от окончания партии в шашки ему удалось улизнуть, правда, чуть не поплатившись за это побоями со стороны хозяина и его прислуги, то от «натуры» Ноздрева ему не уйти. Не зря сам Чичиков «внутренно досадовал на себя, бранил себя» за то, что заехал к Ноздреву, а особенно за то, что «заговорил с ним о деле, поступил неосторожно, как ребенок, как дурак». Ведь и ему самому понятно, что «Ноздрев может наврать, прибавить, распустить черт знает что, выйдут еще какие-нибудь сплетни». И действительно так и получилось.

Но Павел Иванович не учел еще одного свойства Ноздрева: тот имеет «страстишку погадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины», и его после очередного подлого поступка не мучает ни совесть, ни какое-то чувство униженности, оскорбленного достоинства. И в этом он тоже вроде бы вполне похож на Чичикова, с той только разницей, что «подлец-приобретатель», как его характеризует сам автор, делает все свои подлости не «от души», как Ноздрев, а «по уму»: именно они и помогают ему строить свою карьеру, идти к намеченной цели. В погоне за капиталом, он, как и Ноздрев, утратил понятие о чести, совести, порядочности, но в отличие от неуемного помещика, умеет прослыть «порядочным человеком», скрывать свою беспринципность и аморализм. Иначе и быть не может: ведь окружающие его помещики и чиновники тоже мыслят себя людьми «порядочными», просвещенными, образованными, и только себе подобных принимают в свой круг — неважно, что таится за благопристойной наружностью. Забавно, но только один Ноздрев бросил Чичикову вполне справедливое обвинение: «Сейчас видно, что двуличный человек».

Конечно, сказал он это, как всегда, не задумываясь, но все же не зря так часто писатель показывает, что именно Ноздрев оказывает Чичикову достойное сопротивление — «мертвые души» не продал, из своего дома выгнал, а потом еще поспособствовал изгнанию из города. Есть еще одно качество Ноздрева, которое очень сильно отличает его от Чичикова.

В портрете Ноздрева прослеживается нечто такое, что напоминает фольклорного добра молодца: «Это был среднего роста очень недурно сложенный молодец, с полными румяными щеками, с белыми как снег зубами и черными как смоль бакенбардами. Свеж он был, как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица его». Конечно, в этом описании сквозит явная ирония. Не зря автор, рассказывая далее о драках, в которые постоянно ввязывается Ноздрев, замечает, что «полные щеки его так хорошо были сотворены и вмещали в себе столько растительной силы, что бакенбарды скоро вырастали вновь», когда в очередной заварушке ему их изрядно выдергивали. Есть в этом герое и что-то от животного (вспомним, ведь он был среди собак «совершенно как отец среди семейства»), но и определение «исторический человек» дано ему не зря.

Здесь не только насмешка над человеком, по неуемности своей натуры постоянно ввязывающимся в какую-нибудь историю: «или выведут его под руки из зала жандармы, или принуждены бывают вытолкать свои же приятели». Но в авторской характеристике этого помещика звучит и иной мотив: нереализованных возможностей, содержащихся в этой натуре: «В их лицах всегда видно что-то открытое, прямое, удалое», — пишет Гоголь о типе людей, подобных Ноздреву. А в конце главы, описывая безобразное окончание партии в шашки, когда Ноздрев готов избить приехавшего к нему гостя, вдруг возникает совсем уж неожиданное сравнение:

«Бейте его! — кричал он таким же голосом, как во время великого приступа кричит своему взводу: «Ребята, вперед!» — какой-нибудь отчаянный поручик, которого взбалмошная храбрость уже приобрела такую известность, что дается нарочный приказ держать его за руки во время горячих дел. Но поручик уже почувствовал бранный задор, все пошло кругом в голове его; перед ним носится Суворов, он лезет на великое дело».

Может быть, в том и беда такого характера, как Ноздрев, что он не вовремя родился? Доведись ему участвовать в войне 1812 года, может, он был бы не хуже Дениса Давыдова. Но, как считает писатель, в его время такой человеческий тип измельчал, выродился, превратился в пародию. Всех сил и храбрости его только и хватило на то, чтобы чуть не побить Чичикова да изрядно напакостить ему.

Другое дело Чичиков: это герой вполне современный, даже чуть обогнавший то время, когда он прочно утвердится в русском обществе. Он эгоист-прагматик, живущий четким расчетом, строго учитывающим собственную выгоду во всем; он энергичен и умен, предприимчив и находчив, обладает недюжинной силой воли, способной усмирять свои желания, если они идут в противовес с делом. Но при всем том его душа «зачарована богатством», а жажда приобретательства убила в нем лучшие человеческие качества, омертвила душу.

Каков же выбор писателя? Кто из двух героев может претендовать на то, чтобы найти дорогу в будущее? Быть может, новые условия жизни пробудят душу Ноздрева, одухотворят ее и появится вместо него богатырь, которому в России «есть место, где развернуться и пройтись». А может, воплотится все же в жизни нереализованный замысел Гоголя провести своего героя Чичикова через три тома поэмы, очистив его душу от власти денег и найдя для него истинное место и достойное человека дело. «Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа», — заканчивает поэму Гоголь. Но и сейчас спустя почти два столетия на знаменитый гоголевский вопрос вряд ли можно дать однозначный ответ.