«Без страстей и противоречий нет жизни…»

Ни одно из произведений И. С. Тургенева не вызвало таких противоречивых откликов, как «Отцы и дети». Иначе и быть не могло! Ведь писатель раскрыл в романе перелом общественного сознания России, когда дворянский либерализм вытеснялся революционно-демократической мыслью.

М. Н. Катков был возмущен всесильностью «нового человека, который и господствует, безусловно, надо всем …». Катков стоял за «отцов», противников Базарова. Сторонник «детей» А. А. Антонович упрекнул Тургенева в противоположном недостатке: «…Главного своего

героя и его приятелей он презирает и ненавидит от всей души». Разные точки зрения высказывали А. И. Герцен, М. С. Салтыков-Щедрин, Д. И. Писарев и многие другие.

Главный герой романа — Базаров. Он не знал компромиссов, не ведал эгоистического чувства самосохранения. Базаров самоотверженно выступал против рутины духовного застоя, мечтал об утверждении новых общественных отношений, новой культуры. Истоки, условия, результаты этой деятельности были, разумеется, другими. Но сама идея — переделать мир, душу человека, вдохнуть в нее живую энергию дерзаний — была прекрасной.

В затхлой атмосфере несостоятельного

мира нигилизм Базарова воспринимается как взрыв в ночи, как революционный вихрь, сметающий устаревшие позиции и взгляды. Главный герой романа протестует против идеологии консерватизма и либерализма, против барского деспотизма, рабской психологии, наивных идеалов.

В V главе Аркадий так характеризует Базарова: «Нигилист — это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру». Позже Базаров значительно углубляет понятие нигилизма: «Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным… В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем». Базаров выступает против устаревших догм эгоистически замкнутой, «барской культуры», против словоизвержения, пустой терминологии, за разумные действия, разрушающие отжившие идеалы. Базаров — за вмешательство в несовершенную жизнь.

Базаров твердо судит о людях как о существах, соединяющих в себе потребности душевные и телесные, а нравственные различия человечества объясняет безобразным состоянием общества: «Исправьте общество, и болезней не будет», при правильном устройстве общества совершенно будет все равно, глуп ли человек или умен, зол или добр».

Но есть в Базарове и отрицательное: его отношение к творчеству, искусству, литературе, музыке. Именно эта глухота Базарова ко всему прекрасному эстетически связывает его. А чудовищное убеждение «читать Пушкина — значит заниматься ерундой» сужает не только эстетические, но и философские горизонты познания мира. Так же отрицательно судит Базаров о любви. На разглагольствования Аркадия о «таинственных отношениях между мужчиной и женщиной», «загадочном взгляде» княжны Р. Базаров бросает презрительное: «Это все романтизм, чепуха, гниль, художество».

Но вот Базаров вступает в сферу утонченных переживаний, которые он никогда не принимал. От уверенности его не остается и следа. Перед нами совсем иной человек.

С приездом в поместье Одинцовой начинается смятенность Базарова. Он захвачен чувством целиком: «Страсть в нем билась, сильная и тяжелая, страсть, похожая на злобу и, может быть, сродни ей». Перед нами совсем другой человек. После своего признания Базаров всю ночь «не спал и не курил, и почти ничего не ел уже несколько дней. Сумрачно и резко выдавался его похудалый профиль из-под нахлобученной фуражки. «Базаров мучительно переживает потерю Одинцовой, несколько раз пытается вызвать женщину на ночной разговор. Извиняясь перед ней, заставляет себя назвать любовь «чувством напускным». Но перед смертью прощается с Одинцовой как с красотой самой жизни, именуя любовь «формой» человеческого бытия.

После этой истории в Базарове открываются новые качества: способность к глубоко критическому самоанализу и переосмыслению былых убеждений, замкнутость, самоуглубленность, тяготение к каким-то ранее чуждым ему проблемам. Наступает сложная переоценка ценностей. Впервые Базаров теряет веру в свое будущее.

В мятежном состоянии духа Базаров, однако, готовится к новому волевому акту — «взять себя за хохол, да выдернуть себя вон, как редьку из грядки». И выдерживает, сначала внутренне отъединившись, потом уехав в родительский дом. Всюду он ищет «настоящих людей», которых можно слушаться или ненавидеть». Но не находит. Одиночество приводит Базарова к трагическим последствиям.

Базаров теперь не может жить по-прежнему: «лихорадка работы», не успев возникнуть, проходит, в доме родителей им овладевают «тоскливая скука», «глухое беспокойство», «странная усталость». Трагическим ощущением ограниченности своей природной мощи и желанием сохранить достоинство в предсмертных муках определено поведение Базарова. Он неожиданно поднимает за ножку стул и говорит: «Сила-то, сила все еще тут, а надо умирать!»

Но больше всего поражают речи умирающего. В них столько боли от осознания близкого, неминуемого конца! Каждая реплика, обращенная к Одинцовой, — сгусток страданий не физических, духовных: «Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать о будущем», «Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! Задача есть, ведь я гигант», «Я нужен России. Нет, видно не нужен. Да и кто нужен?» Вот трагический итог жажды деятельности.

Может показаться, что герой как бы разочаровывается в несостоятельной программе. Такое подозрение вынудило Антоновича обвинить Тургенева в ненависти к «новым людям». Если бы это было так, вряд ли бы последние дни и часы Базарова получили бы в романе столь трагическую окраску не отрицанием прошлого, а остро болезненным постижением пересекшейся жизни, отнятых целей. Здесь заключен главный смысл его жизненного оригинала. О том же писал Тургенев Случевскому: «Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы. Сильная, злобная, честная — все-таки обреченная на гибель, потому что она все-таки стоит еще в преддверии будущего…» Вот исток страданий Базарова — преждевременность появления, отсутствие союзников, мучительное одиночество.